a

Работа студентки Софии Чичкан

  /    /  Работа студентки Софии Чичкан
  • Практика по предмету: «Журналистика в печатных и интернет-изданиях»  
  • Место практики: Театр юного зрителя (ТЮЗ)
  • Вид работы: интервью

 

«Нельзя пугать детей»

Артист Харьковского театра для детей и юношества Виталий Цевменко

 

Разговор с артистом Харьковского театра для детей и юношества Виталием Цевменко состоялся после спектакля «Кот против Людоеда». Поэтому первый вопрос был закономерным.

Сложно играть для детей? Ведь это самые требовательные зрители, которые не умеют лгать.

– По своему опыту скажу, что есть своя специфика. После окончания института я занимался проведением детских праздников.  Контактировал с детьми разного возраста. Формат тот же, но нужно это объёмно посылать, чтобы тебя слышали, как говорится, до галерки. На самом деле дети – это  всегда очень приятная энергетика.

– Потому что они – очень благодарные, хоть и сложные зрители?

–  Дети – сложный зритель, очень трудно держать внимание ребенка, фантазировать что-то. Если представить такой образный мячик детского внимания, то когда ребенку неинтересен красный мячик, он возьмет зеленый. А в этом есть какая-то своеобразная добрая конкуренция на сцене. Когда появляется новый персонаж, он должен «вздергивать» сцену, то есть вот, например, кот в сегодняшнем спектакле появился: «О, класс!».  Потом еще кто-то – и внимание зала уже там. Этот мячик, он должен кататься. Постоянно.

– Важен ли эмоциональный отклик для вас, актеров, или отработал и ладно?

– Нет, конечно, важен. Это обмен энергией. Ты отдаешь, она к тебе возвращается в виде каких-то зрительских реакций, в виде аплодисментов. Поэтому нужно стараться для зрителей и для себя, конечно. Ты же не будешь себя сам подставлять тем, что болит голова, потому сегодня отработаешь в полноги?

– Кстати, дети не боятся, когда актеры выходят в зал и начинают как-то с ними контактировать?

– Тут нюансы есть. Нельзя пугать детей или начинать кричать. Особенно это касается Деда Мороза. Например, на малой сцене в Доме актера, когда ты работаешь, а напротив тебя сидит зритель. Во время работы мне нужно встать или что-то взять за спиной человека. Иногда некоторые люди наклоняются, поворачиваются, но я же  их вижу, я не зацеплю, не наступлю на них. Но они все равно интуитивно реагируют на мои жесты.

«Нет на свете человека полностью положительного или полностью отрицательного»

Какой жанр лично вам ближе?

– Я себя не отношу к актерам определенного жанра. Есть какой-то типаж у меня, наверное, парень простак, рубаха-парень или довлатовский парень, шукшинский мужик.  Больше мне нравится играть волевых персонажей, пусть это даже неправильный поступок, но волевой. Не важно, отрицательный или положительный персонаж.

– А какую роль сложнее играть, положительную или негативную?

– Положительные роли сложнее, потому что в каждом человеке сидят два волка. И какого волка ты подкармливаешь какими-то поступками, образно говоря, тот как бы преобладает. Нет на свете человека полностью положительного или полностью отрицательного.

– Есть ли у вас роль, которую бы хотели сыграть?

– Нет, так глубоко я не думаю. В этом вижу размытый смысл.

– Играете в  спектаклях для взрослой аудитории?

– Да, параллельно с театром юного зрителя дружу с театром SaXaLin. UA, это харьковский театр. Вот недавно им было 10 лет. Так что у меня есть и взрослые спектакли. И в Харьковском театре для детей и юношества, и на другой сцене, для другого зрителя.

Меня всегда интересовал вопрос, насколько сложно быстро выучить большой текст?

–  Так скажу: есть ситуации, когда нужно. Например, когда актер заболел или ушел, и нужно за пару репетиций выучить роль. Если точнее выражаться, это называется «ввод», а еще есть «срочный ввод».

Тут включается система Станиславского. Разбивается роль на куски – и после ты ищешь ответ на вопрос «чего я хочу в каждом куске?». И вот таким образом ты выстраиваешь последовательность: здесь я хочу то-то конкретно к данному куску, в другом – еще что-то.

– Это убыстряет процесс?

–  Конечно. Ты понимаешь, о чем ты говоришь.

– А если во время спектакля забыли что-то?

– Это называется «белый лист». У меня было такое пару раз, но это чаще всего из-за  усталости.

– Как выходите из таких ситуаций?

– Мне везло, попадались очень хорошие партнеры, которые это сразу видят и стараются перейти дальше, чтобы не было «затыка». Либо ты сам понимаешь, что нужно двигаться дальше. Главное – понимать, о чем идет сцена, что в ней происходит.

То есть надо не паниковать, сориентироватся быстро и двигаться дальше?

– По крайней мере, нужно стараться.  На самом деле хорошие партнеры всегда помогают, когда видят, что нужна помощь.

– Кстати, а как у вас складываются отношения с коллегами?

– Я считаю, что у нас такая профессия, которая требует идти на диалог, договариваться. Это очень важно во всех профессиях. Ты помог, потом тебе помогли.

– То есть какой-то конкуренции нет? Чтобы борьба за какую-то роль или за первенство?

–  Не знаю, может, у кого-то есть, у меня лично такого нет, потому что, я считаю, это глупо.  Это какое-то геройство, начинаются амбиции, мне это дико.

«Люди ходят в театр за атмосферой»

– Профессию сразу выбрали?

– Нет, не сразу.

– Какие были альтернативы актерству?

– Педагогика, пойти преподавать в школу или в колледж. У меня мама педагог, возможно, отпечаток оттуда, потому как ты все это видишь, слышишь. Экономистом я б точно не хотел стать.

– Родных, друзей приглашаете на спектакли?

– Конечно. Сегодня мама с братом были.

– Помните свой первый спектакль?

– На профессиональной сцене? Да, это был театр оперы и балета в 2012 году. Режиссёр Алексей Дугинов из этого театра ставил мюзикл «Хоттабыч», в ХАТОБе он сейчас идет. И вот он меня пригласил на пятом курсе на большую, громадную сцену.

– Волновались?

– Естественно, была какая-то ответственность. Юношеский максимализм,  нельзя подвести, нужно произвести хорошее впечатление. Все прошло очень хорошо. Мы поработали сезон, но потом не сложилось.

– Вам доводилось когда-нибудь играть роль без слов?

– Да.

Сложнее?

–  Сложнее, это этюдное существование. Прекрасный театр «Цветы», у них это настолько филигранно выточено. Я восхищаюсь тем, как они работают на сцене без слов. То есть на этюдах, на каких-то приспособлениях, на физическом действии.  Нужно, чтобы зритель узнавал, что ты делаешь, как и так далее. Должно быть понятно.

– У вас есть любимый актер театра, кумир?

– Я, наверное, уже как-то отошел от этого, чтобы себя сравнивать с кем-то либо стремиться к кому-то. Просто у меня своя органика, у другого артиста – другая.

– Есть ли у вас какие-нибудь закулисные приметы, заморочки?

–  Да. Просто есть какая-то традиция театральная. Ты приходишь за час до спектакля и проверяешь тот реквизит, с которым работаешь. Меня так учили, ты должен заботиться о своем реквизите, например, кеды, с которыми работал сегодня. Я их проверяю, расшнуровываю, чтобы, не дай бог . не было затыка, что они не налезут на меня.

Еще у нас есть традиция в театре SaXaLin. UA, мы все собираемся, беремся за руки и как-то так энергетически настраиваемся перед спектаклем. Это помогает.

– Любите театр?

– Да. Первое, за что люблю, это за неповторимость каждого спектакля. А второе – за атмосферу, которая царит в этой театральной коробке, образно говоря. Люди ходят в театр за атмосферой. Идут на Чехова за атмосферой, чтобы прочувствовать, увидеть эти декорации, этот запах театра. Эти два качества меня и цепляют.

 

Чичкан София
июнь, 2019г.